Инженер его высочества - Страница 7

Тем временем новость облетела Аббас-Туман. К Гоше явилась депутация аборигенов, узнать подробности. В процессе беседы был задан робкий вопрос о конфессиональной принадлежности старца. Гоша заверил, что с принадлежностью к православию у того все в порядке, вплоть до святости, и старец не канонизирован только потому, что он еще жив. Еще Гоша подчеркнул, что искать старца — дохлое дело, он открывается только достойным. В результате разнесшихся слухов местная церковь оказалась второй день набита до отказа, вплоть до образования небольшой очереди на улице. От врачей во все стороны полетели телеграммы. Гоша тоже написал несколько писем, в том числе, естественно, и старшему брату. Кстати, этому письму предшествовал любопытный диалог.

— Пишу письмо Ники, — поделился со мной Гоша. — Знаешь, даже как-то неудобно лгать…

— Да зачем же такие крайности? — изумился я. — Писать надо чистую правду.

— То есть как? — в свою очередь изумился Гоша.

— Откуда я знаю, как ты письма пишешь, наверное, от руки. А вот что писать — сейчас подумаем. Давай для начала уточним, что во всей этой истории является чистой, неоспоримой и ничем не замутненной правдой. Итак: повинуясь зову своей души и указаниям свыше, ты нашел путь в обитель старца. Хоть полслова неправды есть? Едем дальше. Старец встретил тебя, лучась мудростью, неземной добротой и еще хрен знает чем. Неужели скажешь, что у меня на морде все это не написано? Тут главное — всмотреться повнимательней, с искренним желанием увидеть.

— Ладно, чем ты лучился, я опишу, — фыркнул Гоша.

— Дальше. Старец тебя не исцелял, и так писать нельзя. Он всего лишь организовал этот процесс — вот как выглядит чистая правда. Значит, именно ее и надо донести до читателя. То есть стоило старцу только снизойти до твоих проблем и пожелать, чтоб ты выздоровел — и все, через мгновение болезнь исчезла! Слова «по часам этого мира» мы опустим как несущественные. Ну и дальше в таком же духе, главное — быть предельно правдивым, это, кстати, очень важное умение для политика.

Дальше, понятное дело, беседа повернула на тему самолета. Я уточнил, каких досок надо заказать (сосновых и немного буковых), сказал, что в качестве обшивки нужен перкаль, но в принципе сойдет и ситец. С местным лаком я решил не рисковать, сам притащу эмалит. Озвучил требования к аэродрому, чтобы Гоша заранее озадачил народ найти подходящую площадку и разровнять ее при необходимости. Наконец, выяснилось, что для меня уже выделены комнаты во дворце в комплекте с прислугой. Для кошки тоже, отдельно.

Пользуясь царящей вокруг суетой, Гоша объявил, что он выписал к себе известного гениального изобретателя, новозеландца русского происхождения по имени Джордж Найденофф (который в процессе окончательного обрусения станет Георгием Найденовым). И что тот на днях приедет и построит наследнику русского престола невиданную летающую машину. Это будет уже вторая моя аватара в том мире, горного старца решили в это дело не впутывать, не по чину ему такое.

Новозеландцем меня сделали потому, что за своего в том времени я бы никак не сошел, а тут эвон откуда — с другого края земли. Там вообще от хутора до хутора десятки верст дремучего леса с людоедами, даже в магазин за водкой несколько дней пути, поневоле самолет изобретешь, если не антиграв.

В качестве транспорта я приобрел себе простенький квадроцикл и ободрал с него пластик, чтобы не смущать народ видом незнакомого материала. В раздетом виде квадр вполне напоминал самобеглые коляски того времени, только что с непривычно широкими колесами. Дальнейшее уже потихоньку становилось рутиной. Гоша приехал на знакомое место, и через открытый портал в Россию девятнадцатого века вкатился известный изобретатель, механик и электрик на своем автомобиле. Высокого гостя сопровождала кошка. Гоша поехал вперед, показывать дорогу, я двинулся за ним.

А на следующий день Гоша был потрясен до глубины души, да и мне тоже стало не по себе. Дело в том, что у него была невеста, греческая принцесса Мария. Никаких особых чувств между ними не пылало, планировался обычный династический брак. И вот мы узнали, что двадцать восьмого июня, в день несостоявшейся Гошиной смерти, девушка слегла с сильнейшим жаром. Врачи оказались бессильны, и вечером следующего дня она скончалась.

На Гошу жалко было смотреть, я даже забеспокоился, не вернулась ли болезнь.

— Как же так? — растерянно сказал он. — Я ведь читал про ее судьбу, когда был в больнице. В вашей истории она жила еще долго! Почему же сейчас так?

— Ты и сам понимаешь почему, — вздохнул я. — Потому что в той истории умер ты. Если раньше у меня были сомнения насчет портала, а вдруг это просто у нас с тобой свойство такое, от природы, то сейчас… Вмешалась какая-то высшая сила и произвела рокировку. Не спрашивай зачем — не знаю.

— Но ведь тогда все бесполезно, — воскликнул цесаревич, — если, спасая одних, этим я обреку на смерть других!

У меня были аналогичные сомнения, но я твердо сказал:

— А ты что, тоже высшая сила? Это ей так захотелось — одного спасти, другую наоборот. А ты спасай по-простому, не оглядываясь на закон сохранения, тебе можно. Но, пожалуй, стоит твердо уяснить одну вещь. Без всяких вмешательств свыше спасение кого-то одного вполне может повлечь смерть другого. И вопрос тут стоит так: либо вообще ничего не делать, либо иметь в виду такую вот неприятную особенность мироздания. А Мария… жалко девушку. Но даже если ты прямо сейчас застрелишься, вряд ли она оживет.

Весь день Гоша ходил задумчивый и не вспоминал о самолете. Но на следующий он зашел ко мне и сказал: